Ванька свешивает любопытный нос с верхней полки, заслышав звук разворачиваемой фольги со снедью. Так и есть: бабушка достала припасы и принялась деловито раскладывать их по столу. Сосед как раз деликатно удалился в тамбур, наверное, покурить.
– Вань, кушать иди, – зовет его бабушка, а Ванька уже осторожно шарит босыми ступнями по воздуху, пытаясь найти какую-нибудь опору, чтобы спуститься. Позвать бабушку на помощь не позволяет мальчишеская гордость, вон как высоко забрался, не каждой мелюзге под силу. Хотя, честно сказать, на верхней полке все же страшновато. Ванька уже представлял, как кубарем скатывается сверху и обидно припечатывается носом в стол. Поэтому он предусмотрительно спал у самой стеночки и, почему-то, спиной к проходу.
– Руки бы помыл, – беззлобно ворчит бабушка и вручает ему целый огурец, который Ванька надкусывает с аппетитным хрустом. Сразу же запахло ароматной свежестью. Потом бабушка достала еще хлеба, колбасы и на некоторое время Ванька замолк, основательно поглощая еду. Закончив, он стряхнул крошки с колен на радость вагонным тараканам, и завертелся, засуетился на месте, затем за книжкой рукой наверх полез. Не получилось достать, а вот бабушку полегче будет, вот она, рядом сидит, кульки обратно пакует.
– Ба, а когда мы приедем? – спросил Ванька и придал своему веснушчатому лицу умильное выражение.
– Скоро, родный, скоро, – отвечает бабушка, складывая салфетки обратно в пакет.
– Ба, а скоро – это когда? – не сдается Ванька и дергает бабушку за рукав вязаной кофты.
– Скоро – это скоро, – бабушка тоже не из простых. Но Ванька настойчивый.
– Ну, скоро – это сегодня?
– Нет, Вань, скоро – это завтра.
– Уууу, завтра – это не скоро. Это же еще целую ночь поспать надо!
– Умаешься за день и заснешь. А потом придет тетя тебя будить, так первый среди недовольных будешь, – хитро улыбается бабушка. С Ванькой они действительно не впервой путешествовали, и она уже изучила его повадки.
– Ба, а будет, ну… статуя, – вдруг замялся Ванька и потупил голубоглазый взгляд.
– Ааа, вот ты о чем. Только это не просто статуя, а Родина-мать называется.
– Почему ее так назвали, ба? – спросил Ванька в который раз.
– Потому что когда-то давно люди воевали и им важно было знать, ради чего, Вань. За кого, как не за мать родную и не за Родину? Вот, кстати, когда увидишь ее в окошко, тогда, считай, что уже скоро приедем.
Ванька хотел еще что-то спросить, но бабушка сослала его наверх, иди, мол, почитай лучше, дай кроссворд доразгадывать.
Ночью Ванька изъюлил всю полку, и все ему было охота, чтобы скорее завтра наступило. Заснул он, когда и сам не помнил, а на утро хмурый потащился по холодному коридору занимать очередь в туалет, чтобы умыться и вычиститься.
Минут тридцать спустя, уже одетый и причесанный, Ванька присел поближе к бабушке и стал напряженно вглядываться в окошко. Но ничего, кроме редеющего леса, он там не увидел.
– Ба, а где же Родина-мать-то? – испугался Ванька.
– Когда ж запомнишь, глупенький, что по другую сторону поезда она стоит, – вздохнула она и подтолкнула его к выходу. – Пойдем, вместе посмотрим.
Ванька, едва справившись с дверью купе, тут же вцепился в молочного цвета поручень, встал на батарею и прилип лицом к грязному окошку. Бабушка встала позади и оба они замерли в ожидании той самой статуи.
– Смотри, смотри, стоит! – громко обрадовался Ванька, увидев, наконец, вынырнувшую из-за поворота Мать.
Все так и она стояла, огромная, пугающая, воинственная, с мечом над головой и с распахнутым во всю ширь ртом, призывающим идти за собой. Ванька боялся ее и одновременно благоговел перед ней. Ему казалось, что именно такие чувства занимали всех, кто ее видел. Он испытывал волнительное чувство в груди, которое позднее обозначит гордостью. Иначе быть не могло. Ведь Родина же.
Спустя много-много лет, Иван будет скучать по ней, и в самое утро, наслушавшись русских народных песен, сочинит этот рассказик, напоминающий ему о детстве.